Подарок: для Ярк
Форма: мини, 1 237 слов
Пейринг/Персонажи: Донна Ноубл, Десятый Доктор
Nothing is so good it lasts eternally,
Perfect situations must go wrong,
But this has never yet prevented me
Wanting far too much for far too long
(c) Chess
Perfect situations must go wrong,
But this has never yet prevented me
Wanting far too much for far too long
(c) Chess
- И после какого по счёту стакана пьянеют таймлорды? - спросила Донна несколько заплетающимся языком.
- Не знаю, не считал, - Десятый угрюмо-сосредоточенно пялился на свой бокал и, в отличие от спутницы, выглядел неприлично трезвым.
- Нет, ты подумай, и ведь под самое Рождество! Я! Ему! Была! Нужна — ик...Только для того, чтобы...
- Донна, это мы уже проходили, - устало заметил Десятый.
- Только для того, чтобы...ик...сделать из меня ключ...ик...напоить частицами...ик...кстати, пить больше нечего! Официант!
Доктор и его рыжая спутница только что разделались с очередным монстром, только вот заслуженный отдых почему-то их не радовал, да и рождественское настроение никак не хотело приходить.
- Хуон. Он подмешивал тебе в кофе частицы хуона, мы это обсудили сколько лет назад?
- Ннне знаю, с твоей Тардис откуда мне знать. М-марсианин.
Последнего Доктор уже не слышал.
- Её лицо, как тогда, в Нью-Нью-Йорке.
- Его лицо. Как тогда, когда он впервые поднёс мне кофе, - эхом отозвалась рыжая.
- Донна, Донна, Донна! - Десятый вернулся в свой обычный режим исследователя, - и об этом мы тоже говорили! Тот монстр принимает обличье дорогих нам людей и высасывает наши силы. Пять минут такого контакта — и всё.
- Смотрел на меня с нежностью, ну или мне так показалось...Да где же чертов официант?!
- И нам только что пришлось с этим столкнуться. Неудивительно, что тебе плохо, да и мне...мне...Мнемозина, богиня памяти, пусть мы всё это скорее забудем!
Наконец принесли очередную бутылку вина, и Десятому подумалось, что эксперимент по спаиванию таймлорда скоро можно будет считать состоявшимся, только вот бокалы он так и не потрудился сосчитать.
- И ты думаешь, этот гад был первым? - на глазах спутницы появились слёзы, и это была не тоска, а явная злость. - Вот представь. Детям шестнадцать лет, закончился учебный год, обычная вечеринка...
- Да где уж мне, - пробурчал Десятый, мыслями блуждая опять где-то далеко.
-...и тут он мне говорит: ты самая красивая, я такой никогда не видел! Да Энн Робертс тебе в подмётки не годится! Ну хорошо, Энн тоже красивая, а ты ещё и умная! Поцелуй меня хотя бы на прощание!
- На прощание?
- Мы оба собирались дальше получать профессию, а не заканчивать школу. Так вот, после слов о прощании меня и пробрало: выпито было примерно как сейчас, - Донна шмыгнула носом, - а наутро...наутро оказалось, что он поспорил с той самой Энн Робертс, мол, я съем весь этот бред про любовь и радостно кинусь его целовать. Потому что «рыжая толстая дура». Нет, как тебе нравится — рыжая толстая дура!
- Мне нравятся блондинки, - хмыкнул Десятый, начиная чувствовать себя несколько неловко.
- ...я тогда проплакала несколько дней, а потом решила: всё сделаю сама. И маме, и дедушке обязательно будет хорошо, костьми лягу, но сделаю. Пусть я не закончу университет — не это главное. Я здорова, симпатична, я умею добиваться своего...а эти козззлы...можно и без н-них.
Десятый удивлённо приподнял бровь.
- Ты марсианин, это не считается.
Доктор подумал, что когда-нибудь подарит этой нахалке кружку с надписью «Я не с Марса».
- Дальше — больше, - Донна вытерла глаза рукавом. Преподаватель на секретарских курсах. Взрослые люди, мол, зачем же время терять. Цветы, конфеты, всё как положено. Замуж я тогда не собиралась, но почему бы не роман с приятным мужчиной. И он не просто исчез после одной ночи, нееет, он начал срываться на мне на занятиях и ставить плохие оценки. Трус. Поганый трус. Боялся, что начну предъявлять права.
- Правильно боялся, - Десятый нетерпеливо постукивал пальцами по крышке стола.
- Курсы я закончила, и хорошо закончила, но моё мнение о сильной половине человечества нисколько не улучшилось. А потом я устроилась на первую работу — и появился он...
- Ага, «тот самый мужчина». Какой уже по счету?
- Добрый, умный, благородный, а главное — холостой.
- А как же «я сама» и «козлы не нужны»?
- Но он казался совсем другим, не таким, как все! Он водил меня по театрам. Понимаешь, Доктор? По театрам! До тех пор я в театре-то была только в детстве, и смутно помнила, как оно бывает. А тут тебе сразу — и Шекспир, и Верди, и походы в кино, и пальто тебе подают, и всячески беспокоятся, и приходят к тебе домой, когда ты болеешь. Электронные письма и смс каждый день. Удивительное чувство — словно ты защищена, о тебе заботятся и ничего плохого просто не может случиться, - Донна зарыдала, упав лицом на многострадальную крышку стола.
Десятый подошёл к своей потонувшей в волнах воспоминаний спутнице и осторожно погладил её по спине.
- Может быть, закажем десерт?
- Спасибо, - улыбнулась Донна, - вот с тобой точно знаешь, что нет такого монстра, с которым нельзя справиться. Иначе ты бы меня ни за что не уговорил путешествовать с тобой!
- Да, уговаривать пришлось долго, - Десятый широко улыбнулся, - как сейчас помню.
- Вот и тому пришлось...долго уговаривать. Но когда тебя уговаривают таким образом, по всем правилам, как не согласиться.
- И что дальше? Он тебе врал, как и тот, с кем я имел несчастье познакомиться?
Донна грустно кивнула.
- Ага. Ему нужен был пункт в своём списке, ведь интереснее же уговорить девушку, которая кричит «я сама», чем дуру, которая вешается тебе на шею.
- И значит, в какой-то момент он просто исчез?
- Ага. Скрылся. Испарился. За несколько месяцев до свадьбы. Даже записки не оставил. На звонки и смс не отвечал, со своего старого адреса съехал...Эй, официант!
- По крайней мере, он исчез не во время самой свадебной церемонии, - ухмыльнулся Десятый, - как некоторые.
- Эй, марсианин! - в Доктора полетела салфетка, - не болтай о том, в чём ни чччч-черта не понимаешь, то есть о человеческих отношениях. Сейчас стукну и ты станешь...какого там цвета марсиане?
- А вот и моя Донна, привет, - Десятый расхохотался, - так, заказываем последнюю бутылку, десерты и...и с тем любителем поить девушек необычным кофе у тебя тоже всё было вот так красиво?
- Ну да. Добрый, умный, благородный...
- Главное — холостой.
- И ведь сама же за ним бегала, любовь, черт бы её побрал. Я сама, угу, ага...А вот и наше вино, Доктор. Что, за личную жизнь?
- Ты бы ещё за вьетнамскую войну предложила.
- Ты ведь тоже...
- Скучаю...
- И надеешься встретить...
- В глубине души...
- Так что мы с тобой...
- В этом похожи...
- У тебя тоже был...
- Друг.
- За тех, кого мы потеряли.
- И за тех, кого ещё встретим.
- И всё же, Доктор, теперь я уверена: больше никогда. Приключения с тобой — что может быть луч...Да кто смеет меня трог...
До её плеча дотронулся мужчина с преобаятельнейшей улыбкой; говорил он медленно и невнятно, зато гибкости и быстроте его рук мог позавидовать любой дирижёр.
«В прошлый раз — заика (впрочем, считается ли то, что было «во сне»), сейчас — глухонемой. Как там говорится, два раза — уже тенденция?» - усмехнулся про себя Десятый.
- Марсианин! Марсианин, ты там спишь, что ли?! Твоя Тардис переводит жестовую речь или как?
- Нет, Тардис завязана на звук, ультра- и инфра- в том числе, поэтому...
- Уймись со своими лекциями, нет и ладно!
«В самом деле, «ты мне нравишься» понятно без перевода, даже если оно сказано на языке жестов».
- И попробуй только сделать выводы обо мне и молчаливых мужчинах!
- Я нем...как...как один из твоих кавалеров. Какие выводы? Никаких выводов! Я и в прошлый раз ничего не сказал и не подумал!
Оставшись один, Доктор решил провести остаток рождественской ночи с самой верной своей дамой — прекрасной Тардис, которая явно уже заждалась.
Словно приветствуя его, падал пушистый снег, а гирлянды на лондонских магазинах ободряюще подмигивали всеми цветами радуги.
«В конце концов, неплохой праздник, - улыбался Десятый, - он про веру и любовь, которую эти прекрасные существа — люди — никогда не теряли».
На консоли Тардис обнаружилась записка с всего четырьмя словами: «Тебя я тоже женю».
«Да-да, конечно, - усмехнулся сонный Десятый, сворачиваясь клубком на полу и укрываясь собственным плащом. Не раньше, чем окажется, что никакой Галлифрей я не разрушал».