Оригинал: Normality by edy, запрос на перевод отправлен
В подарок: Luchenza
Размер: мини, 3010 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Одиннадцатый Доктор/Ривер Сонг
Категория: гет
Жанр: AU, domestic angst
Рейтинг: R по оценке автора
Примечание автора: асексуальный Доктор, нелинейное повествование
Примечание переводчика: история странная и грустная, перевод относительно вольный, но надеюсь, Вам понравится.
Краткое содержание: история, в которой Доктор и Ривер Сонг снимают квартиру, каждый день пьют чай, смотрят плохие передачи по телевизору и нормальны настолько, насколько это возможно
Мороз укутывает его скулы и иссеченые кончики темных волос. Он видит свое дыхание, и это оказывается действительно занимательным. Это делает его на данный момент самым счастливым человеком на планете, а она на него смотрит, будто на данный момент он самый большой идиот на планете.
Это нескончаемо и мило, он даже не замечает пенополистироловую чашку, которую ему вкладывают в руки.
— Что это? — спрашивает он, смущенный темной жидкостью. Она одаряет его широчайшей улыбкой, и ему не остается ничего другого, кроме как пить это, и большая часть этого оказывается у него во рту. Напиток касается нёба, обволакивает язычок, и... — О... что это... ты пытаешься меня отравить? — Он высовывает язык и деланно плюется и кашляет, в то время как его пальцы, обхватив чашку, прочерчивают контур дыры в материале. На их ноги обрушивается водопад, и она делает аккуратный шаг вбок, в итоге чего большая часть пролитого оказывается на его ужасных кожаных ботинках со шнуровкой.
— Отравить тебя? — улыбка все еще на ее лице. — Никогда, сладкий.
Ветер заворачивается в спираль вокруг них, ему в лицо летит снег и светлые волосы. Он дуется, а она целует его, и вкус горячего шоколада на его губах — одно из семи чудес света.
*
— Мы должны жить вместе, — его глаза полуприкрыты. Приникнув к консоли Тардис, он невольно нажимает несколько кнопок, но ни он, ни женщина перед ним этого не замечают.
— Жить вместе? — ее руки скрещены на груди
— Да, — он скрещивает ноги. Она смеется:
— С чего бы нам это делать? — а он мотает головой.
— Это то, что делают нормальные женатые пары.
— Мы не нормальны.
Он только ведет пальцем по выключателю и изменяет его положение, и они мчатся через пространство и время, она смеется, а он улыбается, как маньяк. Они приземляются перед странным маленьким кирпичным зданием с серыми ставнями и крышей в пятнах. Она дает ему провести ее через помещения, лишь огромными зелеными глазами указывая на несовершенства и скрытые возможности. Это не самое лучшее место, и никто бы задумался бы о том, чтобы жить здесь, но у его лица такое выражение, что она не может просто сказать "нет". Поэтому она гладит его по щеке, и он бросается искать хозяина дома, и к концу дня они вселяются в самую маленькую квартиру из всех, что здесь есть.
— Наш дом, — объявляет он, стоя в центре одновременно гостиной, кухни и столовой. — Ооо, он красивый, не так ли? Немного пахнет кислым молоком, правда, но он хорош. Он хорош.
*
Нередко идет дождь. Нередко протекает крыша. И нередко ему приходится карабкаться на крошечный деревянный столик, чтобы залатать ее. И пусть это все происходит нередко, это совсем не значит, что он может справиться с этой ситуацией. Его пальцы дрожат у внутреннего кармана его твидового пиджака, как оно часто происходит в подобных случаях, а она смотрит на него с двуместного кресла, как всегда смотрит, когда он балансирует на кухонном столе без готового плана действий.
— Что-то не так? — в ее голосе тепло, и он его легко узнает.
— Нет, нет, — он кидает опасливый взгляд. — Все в порядке.
Он говорит это мягким, располагающим, игривым тоном, и ее улыбка наполняет каждый уголок в комнате. Он потягивается от самых рук и разминает, щелкая, шею. — Нам нужно больше кастрюль, сковородок и других нормальных вещей. Тогда утром мы поймем, где течет. — он сходит со стола. — Как нормальные люди.
— Нормальные люди.
— Да.
Они смотрят, что у них есть пригодного и расставляют это по всей квартире:
— Я думаю, ты мог бы сам ее починить, — говорит она, передавая ему сковородку. Он показывает ею на пузырящиеся обои и шумный потолочный вентилятор.
— Конечно, да, но это будет... Ну, ты поняла. — уронив сковородку на место, над которым крыша точно не текла, он бормочет, пытаясь добиться поддержки. — Вот смотри. Разве это не то, что делают люди? Подготовка и другие такие вещи. — Не дожидаясь ответа, он хлопает руками, ухмыляется и забирается на их диван. — А что, если случится наводнение? Это будет так интересно!
Она смеется, и он не понимает, почему. Но это ничего, потому что они в данный момент нормальная семейная пара, и это обычно дело — совершать ошибки и неверно предполагать, что они на четвертом этаже окажутся жертвами наводнения.
*
На пятую ночь в своем новом доме они занимаются сексом. Ей нравится каждый миг процесса. Он наслаждается некоторыми его аспектами.
Запах прокисшего молока все еще устойчив, и добавленный к нему аромат скользких тел и странных телесных жидкостей, кажется, сжигают его рецепторы. Его руки у него под головой, а она свернулась рядом. Она порой сопит и похрапывает, но он над ней не смеется, потому что собирается сделать это утром, когда они смогут разделить друг с другом смех, неловкие взгляды и неудобные вопросы после секса.
Так что сейчас он смотрит, как она превращается в шута и развлекает всех присутствующих.
*
В их квартире нет камина, поэтому они используют для тепла свечи. Свечей не хватает.
— У нас есть коробок спичек, — говорит он, показывая свою находку из дальнего угла шкафа. — Они немного отсырели и наверняка не зажгутся, но они у нас есть, вот что важно.
Она не отвечает, а только потирает руки над не зажженной маленькой свечой с запахом ванили, но понятное дело, она с ним согласна. Он сидит рядом с ней на диване, поудобнее устраивась на холодной подушке. Передает ей коробок бесполезных спичек, машет руками, стараясь, чтобы они были на одном и том же уровне. И она не смеется над ним и не смотрит на него, потому что он идиот с идиотской идеей, что можно продержаться зимнюю ночь с коробком отсыревших спичек и свечой без фитиля.
*
Они впервые ссорятся после трехнедельной годовщины своей нормальной жизни.
Он готовит чай на плохо работающей плите, и ей невыносимо то, как он нажимает на кнопки и крутит выключатели, будто знает, что он делает. Руки в боки, она кричит:
— Ты не можешь просто подкрутить ее звуковой отверткой?
Он прыгает и сносит чайник с конфорки, который падает на его — в одном только носке — ногу, и он неразборчиво кричит, крепко сжимая рукой пострадавшие пальцы, а потом, вернув контроль над собой, спрашивает:
— С чего бы я это делал?
— Потому что так проще!
— Но это не нормально! — он еще раз ощупывает предмет во внутреннем кармане пиджака и отдергивает руку, будто одно это движение может воплотить желание этот предмет использовать. — Единственное, что я с этим буду делать, это закручивать и откручивать винтики!
Он вздыхает так, что мог бы повредить голосовые связки (если бы они у него были человеческими), она уходит в спальню, и он смотрит на свою звуковую отвертку, которая закатывается под их холодильник. Чайник остается нетронутым весь день.
*
Он выуживает свою отвертку через неделю. Приходится хорошенько ее почистить с помощью моющего средства для посуды и папиросной бумаги, чтобы она снова зазвучала так же, как всегда.
*
Они регулярно занимаются сексом.
И каждый раз они притворяются, что все в порядке, хотя на самом деле это явно не так.
*
Их телевизор показывает какие-то скучные новости. Она хочет переключить канал, но его глаза прикованы к экрану, он улыбается и весь сияет, и потому она хмурится, прижимает чашку с чаем к губам и не двигается. У него в руках такая же чашка, но она теплая и нетронутая. Так же, как и ее чашка.
— Ты это слышала, крошка Понд? — поддразнивает он ее, на секунду поднимая на нее взгляд, а потом возвращается к телевизору.
Она выказывает свою осведомленность, он кивает, и они отпивают из своих чашек. (Она проглатывает чай, он плюется, и все, кажется, в порядке)
*
Дверь их квартиры закрывается с громким стуком, и он мгновенно вскакивает с дивана. Его волосы в беспорядке, в уголке рта засохла слюна. Он пытается уничтожить следы своей дремы, но она идет в гостиную, и они смотрят друг на друга шесть невероятно долгих секунд.
— Ты спал весь день, да?
— Я не сплю, — он приглаживает вихры, но в итоге они продолжают торчать кое-как. Они смотрят друг на друга уже двадцать секунд.
— Что ж, — она идет в ту часть их квартиры, что считается столовой, и вешает свою тонкую куртку на спинку стула. — Не говоря уж о состоянии этого здания, у нас почти нет...
Он приближается к ней, и подносит палец к ее губам, и смотрит на нее, и трясет головой:
— Не говори того, что ты собираешься сказать.
Она не говорит. Она уходит в спальню, и когда он пытается последовать за ней, то спотыкается об ножку стула и разбивает колени о твердую плитку.
Сегодня он будет спать на полу.
*
Она приходит домой с работы и жалуется на то, что покупатели ужасны, примерочные стали помойками, а товар настолько груб, что можно стереть кожу
на кончиках пальцев. Этот список бесконечен, но он сидит рядом с ней — рука на ее спине — и кивает в подходящих местах, в то время как его мысли где-то далеко. Он ничегошеньки не понимает в том, что она говорит, но притворяется, что наоборот, потому что это то, что делают нормальные люди.
У них на ужин сырая лапша. Это отвратительно, но он отказывается чинить плиту. Он говорит, что мастерит сейчас шкафы, и прикасается легонько своей отверткой к ее голове. Она морщит нос, и он смеется, и она тоже смеется, и они едят свой ужин и спорят о десерте.
— У нас ничего нет, — говорит он, заглядывая в холодильник, — ни печенья, ни торта, ни конфет. — Он смотрит на нее через плечо. — Что ты предлагаешь с этим делать?
Их маленький дом наполняет тишина. Он прикусывает изнутри щеку:
— Ах.
— Что? — она быстро и мелко стучит каблуком по краю дивана. Она нетерпелива, а он никогда ничего не забывает.
Его лицо атакуют светлые волосы, когда он притягивает ее к себе за плечи, сталкивая их рты и тела. Она не сопротивляется, она только потакает ему, и вкус ее помады на его губах — это что-то волшебное. Они не добираются до спальни. Их огромного кресла достаточно для того, чтобы они могли съесть свой десерт.
И они не то чтобы замечают запах кислого молока.
*
— Как ты завариваешь чай, — ее палец скользит по краю чашки, — если у нас плита не работает?
Он ухмыляется и поправляет бабочку.
*
Как долго они ни пытаются продлить это, они начинают (пытаться) вести неловкие беседы-после-секса.
Ее бровь выгнута:
— Кажется, ты не был заинтересован в этот раз.
— В чем? — он изображает из себя невинность, рассматривая свои ногти.
— Я не хотела бы быть грубой.
— Так будь деликатной.
— Я так и сделала.
Его щеки и кончики ушей готовы взорваться из-за жаркой волны, прокатившейся по его телу. Ему хочется, чтобы на это разговор закончился, и поэтому он ничего не отвечает, она внимательно смотрит на него со сжатыми в нитку губами, он ее игнорирует, и она идет спать.
*
Когда она возвращается с работы, он получает кубиком Рубика в лицо.
— Ты никчемен! — кричит она, руки тянутся к потолку.
Не дав ему возможности возразить, она запирается в спальне. Он обхватывает пальцами игрушку, лежащую теперь в его ладони, и притворяется, будто из его носа не идет кровь.
*
У нее свежее, молодое лицо, а ее смех такой вдохновляющий. Выражение его лица — как у восторженного школьника, которому выпала возможность пообедать с предметом своих воздыханий.
Они не спят всю ночь.
— Я нашла это в шкафу, — в ее руках маленькая головоломка, которую она ему протягивает. — Интересно, сколько вещей оставили предыдущие жильцы.
Он берет кубик, улыбается и поворачивает его несколько раз:
— Ненавижу такое.
— Конечно, — фыркает она, закатывая глаза, и кидает ему в щеку пару виноградин.
— Серьезно!
Но ее не убедить. Она откусывает от фрукта и ухмыляется.
*
Он собирает кубик за несколько часов (после скольки-то проваленных попыток).
— Думала, ты такое ненавидишь, — замечает она, сидя на стойке. Он только улыбается и пробегается пальцами по гладкой яркой поверхности.
*
— Чертовы носы, — бормочет он, а потом вздыхает над возникшей в голове картиной. Он ощупывает и трогает хрящ и застывшую над верхней губой сукровицу.
*
Они снова пытаются разговаривать после секса.
На этот раз оно неизбежно, потому что они лежат в кровати бок о бок, полностью обнаженные, потные и на самом деле в неприличном виде.
Она начинает:
— В этот раз было по-другому.
Он пытается закончить:
— Нет, не было.
Тем не менее, она продолжает:
— Нет, я уверена, было по-другому. — перед тем, как он возразил, она продолжила, — Каждый раз случается по-другому. Я не знаю, как так, но это... по-другому.
Он прикусывает язык и смотрит на свою голую грудь, и мечтает об одеяле, которое было бы не на другом конце комнаты. Тихо признается:
— Я хочу, чтобы ты была счастлива.
В комнате становится на несколько порядков холоднее.
— Почему? — она сердита, смотрит на него яростным взглядом на холодном лице. Он не понимает ее ярости:
— Потому что, — бурчит он, откатываясь на свою сторону кровати, чтобы взять ее за руку, — это то, что делают нормальные люди.
*
Их последняя ссора следует за разговором-после-секса..
Она все это время плачет. Он в основном растерян.
*
Теплая чашка второй раз за вечер оказывается в его руках. Он с подозрением на нее смотрит, губы поджаты и красны от ее губной помады:
— Я не буду это пить. Предыдущее было ужасно. — Она шикает на него и вытирает его рот пальцем:
— Это лучше.
Его одолевает любопытство (почти как в первый раз), и он лучше бы не заливал это пойло в глотку, но все равно это делает. Он все проглатывает на этот раз, и в голове вспыхивает узнавание уже известного вкуса, и он выплевывает напиток, и выливает остатки содержимого чашки на заснеженную землю, и тянет в рот два пальца, чтобы...
— Сладкий! — она перехватывает его запястье и заменяет его пальцы своими губами. — Все в порядке.
Она успокаивает его, а в уголках ее губ продолжает таиться коварная улыбка. У него снова на лице красная помада, но он вряд ли это замечает. Его руки лежат на бедрах, а шарф на нем трепещет на сильном ветру, и глаза его распахнуты, когда он мямлит:
— Ты опять попыталась меня отравить.
Но несмотря на это, он начинает смеяться, и она вместе с ним, потому что все будет в порядке.
*
В квартире холодно.
Он лежит один на диване, тесно прижав свои длинные ноги к телу в робкой попытке удержать в себе тепло своего тела.
Он вспоминает то время, когда она прыгала по их крохотному дому, он рядом с ней, улыбки на лицах обоих. Он вспоминает то время, когда они сломали ножку стула во время драки за последний пакетик заварки. Он вспоминает то время, когда телевизор был включен, но они были слишком заняты ощущениями от того, как обивка дивана прикасалась к их обнаженной плоти. Он вспоминает то время, когда они поссорились из-за плиты, а он не мог понять, почему она должна работать. Он вспоминает то время, когда они до утра орали друг на друга так, что домовладельцу пришлось их разнимать и грозить вызовом полиции. Он вспоминает то время, когда их обвинили в домашнем насилии. Он вспоминает то время, когда они были счастливы и не думали, что отличный секс должен быть обязательным элементом их отношений.
Он вспоминает то время, когда они были путешественниками во времени, и слово "нормально" было последним в их активном запасе.
Он может лишь вспоминать, потому что завтра его выселяют. Он может лишь вспоминать, потому что, возможно, он больше никогда не разделит с ней ни мига. Он может лишь вспоминать, потому что как ни ищи, он никогда ее не найдет. Он может лишь вспоминать, потому что он больше никогда не сможет даже думать о чае и сырой лапше. Он может лишь вспоминать, потому что он знает, что было идиотизмом думать, что они станут жертвами наводнения на четвертом этаже. Он может лишь вспоминать, потому что он не понимает, почему она ушла от него. Он может лишь вспоминать, потому что рядом никогда не окажется кто-то, похожий на нее, кто попробует дважды отравить его горячим шоколадом.
Он может лишь вспоминать, потому что это то, что делают нормальные люди
@темы: Одиннадцатый Доктор, перевод, Ривер Сонг, подарки, гет
-
-
01.01.2016 в 10:31-
-
01.01.2016 в 11:46Ну как, вы в пожеланиях указали ангст, и я не смогла не пройти мимо любимого ангстового текста, даром что я вообще тот еще флаффер.
Мне еще кажется, что это может быть далеко не концом истории. Помните "Того самого Мюнхгаузена"? Барон ради любимой женщины стал нормальным, а когда она от него ушла, снова стал собой и вернулся на исходные позиции.
И я верю, что Доктор в итоге все-таки все исправит в этой истории
-
-
01.01.2016 в 11:58Я тоже))
Эй-эй, даритель, покажитесь!
-
-
01.01.2016 в 12:00-
-
01.01.2016 в 12:02-
-
01.01.2016 в 12:06